Тель-авивское кафе "Касит", расположенное на улице Дизенгоф 117, уже давно стало одной из достопримечательностей города. За более чем полувековую историю об этом месте и его основателе, Иехезкеле Вайнштейне, сложено множество легенд, стихотворений, даже песен. "Касит" не просто кафе, это явление, целая эра в культурной и политической жизни Израиля. И с моей стороны было бы совершенно непростительно не рассказать об этом уникальном кафе, его истории, владельцах и наследниках.
В апреле 1935 года две новые репатриантки из России — Люба Гольдберг и Илона (Алена) Мордкович открывают в Тель-Авиве небольшой ресторан на улице Бен Иегуда, 59. Илона, приехавшая из небольшого еврейского местечка, великолепно готовила, а Люба оказалась талантливым организатором, и очень скоро ресторан стал одним из самых известных в городе. Немалой популярности ресторана способствовало и то, что его облюбовали для своих встреч члены литературного кружка "Яхдав". Кроме них в ресторане часто бывали молодые тель-авивские художники — Ицхак Френкель, Моше Кастель, Арие Навон и другие. Там собирались и артисты городских театров, иногда устраивали свои репетиции, не отходя от обеденного стола, или просто разыгрывая посетителей ресторана. А назывался этот ресторан — "Касит". По одной из версий, придумал это название один из первых постоянных посетителей ресторана Авраам Шлонский. ("Касита"- название полудрагоценного камня, разновидность красного коралла). Но по другой версии, которую рассказал мне Ори Леви, актер Камерного театра, бывший одним из завсегдатаев во втором, легендарном "Касите", Шлонский, придумав это название, имел в виду нечто другое. И мы, репатрианты из бывшего СССР, это поймем легко — "касит водка" (рюмку водки), именно так кричала на кухню Люба, сама обслуживавшая посетителей. И по сей день многие из нас тоже "проглатывают" букву "О" в ивритских словах. По-доброму посмеиваясь над Любой, Шлонский все-таки нашел красивое объяснение придуманному им шутливому названию ресторана, которое на удивление быстро прижилось.
В 1937-м году подруги-партнерши решили разделить ресторан. Поговаривали, что Илона, как "начальник кухни" стала требовать изменений в договоре о партнерстве, объясняя популярность ресторана исключительно своими кулинарными способностями. Правду мы сегодня уже не узнаем, но, какими бы ни были причины, партнеры расстались. Люба открыла новый ресторан по адресу Бен Иегуда, 9, угол Эдельсон. И чтобы не искушать остряков, она сама придумала название своему ресторану. Она дала ему имя… "Эдельсон".
А Илона, управляя "Касит" в одиночестве, очень скоро поняла, что вовсе не вкусный "гефилте фиш" (фаршированная рыба) привлекал сюда посетителей. Посетители любили Любу, ее материнское отношение, ее смешной акцент, ее нарочитую грубость. Посетители знали, что у Любы можно попросить в долг не только "касит водка", но денег, можно просто поплакать на ее пышной груди. И посетители ушли из "Касит" за Любой, в ее новый ресторан, хотя там и не было уже потрясающей фаршированной рыбы, приготовленной Илоной.
В одном Люба ошиблась. В названии! Очень скоро Шлонский придумал название и этому ресторану — "Арарат"! Он говорил, что этот ресторан, как одноименная гора, к которой прибился Ноев ковчег после долгих странствий в бушующем море, подразумевая под ковчегом литературный кружок, который неоднократно "выселялся" из других тель-авивских ресторанов. Но остряки и этому названию придумали совершенное иное объяснение. Они смеялись, что "Арарат" — на иврите это аббревиатура и полное предложение звучит "Ани Роце Рак Тэ", (я хочу только чай). Это было намеком на весьма скромное материальное положение молодых писателей и художников. Их не смущала ошибка в написании слова "чай", ведь главным было желание пошутить, разыграть кого-то.
Через полгода Илона закрыла свой ресторан. Дальше сведения о ее судьбе противоречивы. Я читал, что она стала главным поваром одной из тель-авивских гостиниц, но это лишь газетные слухи. А Люба и ее "Арарат", несмотря на то, что она продолжала угощать и подкармливать вечно голодных молодых гениев, благополучно просуществовали до середины 40-х годов прошлого века.
Но все-таки, этот рассказ — прелюдия к истории второго, легендарного ресторана "Касит".
В 1933-м году из Польши в Эрец Исраель приехал двадцатипятилетний Иехезкель Вайнштейн. Как и многие "халуцим", он сначала работал на осушке болот, потом на уборке цитрусовых. Через два года переехал в Тель-Авив. Не имея никакой подходящей профессии, Иехезкель устроился мойщиком посуды в ресторан. Затем "повысил" квалификацию, работая официантом и рабочим кухни. Сменив несколько ресторанов, в том числе и "Касит" и набравшись опыта в управлении, он открыл на улице Нес-Циона небольшое кафе "Клуб официантов". Столь необычное название объясняется тем, что на базе этого кафе Иехезкель предложил любому желающему обучать его ремеслу официанта, вовсе не такому простому, как кажется на первый взгляд.
В 1941 году его даже приглашали на должность управляющего известного ресторана "Кафе Губерман" на тель-авивской набережной. Но, поработав там менее года, Иехезкель Вайнштейн вернулся в "Клуб официантов". Желание построить что-то свое, пересилило желание быть начальником.
И вот, в 1944-м году Иехезкель Вайнштейн "созрел" для покупки собственного кафе. Как раз в это время Люба Гольдберг закрыла свой "Арарат" (из-за недоговоренности с владельцем помещения) и решила открыть новое кафе по адресу Дизенгоф, 117. Иехезкель предложил ей партнерство, но Люба неожиданно согласилась продать ему кафе — она была уже не молода, не очень здорова и просто устала. В итоге на самой тель-авивской улице Тель-Авива Иехезкель Вайнштейн открыл свое кафе. Так как "первый" ресторан "Касит" уже не существовал, Иехезкель позаимствовал название, которое было хорошо знакомо жителям города. Очень быстро кафе завоевало популярность даже большую, чем у старого.
"Касит" снова стал богемным заведением, местом встреч писателей, художников, актеров и музыкантов. Среди его постоянных клиентов тех лет были Натан Альтерман, Авраам Шлонский, Хаим Гури, Моше Шамир, Хана Ровина, Йосеф Зарицки. Этот звездный коллектив завсегдатаев как магнит притягивал и творческую молодежь города, и среди молодых посетителей были Ури Зоар, Арик Айнштейн, Шмулик Краус, Джози Кац.
Иехезкель был добрым и радушным хозяином. Очень часто, когда кто-то из артистов оказывался "на мели", он кормил их за свой счет. Иногда они даже возвращали долги, а если нет — он деликатно молчал.
В конце 40-х годов в Израиле началась волна "ивритизации". Многие переводили на иврит свои имена и фамилии. Иехезкель, за которым к этому времени прочно закрепилось прозвище "Хецкель" (так его называла его маленькая дочка Цвия) тоже решил поменять свою фамилию. "Вайнштейн" — винный камень, в переводе с идиша. Как рассказывал Хаим Гури, выбор имени Иехезкеля обсуждался всем персоналом кафе и его посетителями в течение нескольких дней. В конце концов, общим собранием было принято уникальное решение. Во-первых, длинное и труднопроизносимое имя "Иехезкель" было изменено на короткое и звучащее почти по-ивритски "Хецкель". А фамилия… Наверное, впервые в истории владелец кафе назвал себя в честь кафе, а не кафе в честь себя, как это обычно бывает. А Шлонский, который уже чувствовал личную ответственность за название этого кафе, подвел фундамент под новую фамилию — Хецкель Иш Касит. Он объяснил, что "касита" — это красный коралл. Коралл — камень, красный — вино. Вот и получился перевод фамилии Вайнштейн. Но все, и прежде всего сам Хецкель, прекрасно помнили Любу и ее громкое "касит водка ле шульхан штаим"!
Кафе "Касит" было больше, чем кафе. Ему посвящались стихи и песни, его снимали в кино и на фотографии, его рисовали. "Касит" было эпохой в жизни Тель-Авива.
При этом кухня там была вполне обычной восточно-европейской. В меню всегда присутствовали традиционные блюда ашкеназов, среди напитков — вино и водка. В "Касит" приходили не покушать. "Париж в Тель-Авиве" — говорил о кафе Натан Альтерман, который целыми днями сидел за своим столом в левой половине кафе. Он редко бывал трезв, мало говорил, что-то писал, выкидывал листики под стол, потом снова что-то писал. Маленькая Цвия — дочка Хецкеля, очень боялась сердитого дядю, столь похожего на ее отца. Но даже дрожа от страха, она не могла не послушаться Альтермана, когда он просил ее залезть под стол и достать смятые листочки.
У каждой группы был свой стол. Отдельно сидели художники, отдельно — актеры соседнего театра. Отдельно — это не значит обособленно. Творчество было совместным. Когда актеры обсуждали новую пьесу, художники обсуждали костюмы для этой пьесы, а музыканты — музыку. При этом в порядке вещей было вмешиваться, спорить, до хрипоты кричать.
Над всем возвышался Хецкель, сидящий у кассы на высоком стуле. Когда страсти чересчур накалялись, он постукивал по барной стойке своей тростью. И этого было достаточно.
В 1979-м году Хецкель, которому был 71 год, умер. Мэр Тель-Авива Шломо Лахат распорядился, чтобы в день похорон улица Дизенгоф была перекрыта для транспорта. Перекрыта для того, чтобы люди могли прийти в "Касит" и простится с этим необыкновенным человеком — Иш Касит, человеком, назвавшим себя в честь кафе, ставшим делом всей его жизни.
Хецкель Иш Касит умер. Но ровно через семь дней кафе "Касит" вновь распахнуло свои двери. На высоком стуле возле кассы сидел Мойшале Иш Касит. Он принимал соболезнования, наливал "касит водка", жизнь продолжается… Только на стенах кафе теперь появилось больше фотографий и рисунков его отца.
О Моше Иш Касите, рестораторе, популярном актере израильского кино, о большом и хорошем человеке, поговорим позднее.
Comments